Немного позже мы попали в странное место, похожее на пустыню, только не обычную, а снежную. Повсюду извивались снежные наносы и переметы, а поверху ветер постоянно гнал белую снежную пыль. Никаких ориентиров не было. Где-то очень далеко белая бесконечность переходила в мутно-черное небо и место их стыка нам казалось удаленным на сотню световых лет. В полусумерках мы видели небольших существ, которые разрозненными группами ходили вокруг нас. Они не приближались ближе чем на полсотни шагов, но мы видели их открытые пасти и знали, что они ждут нашей смерти. Иногда эти твари случайно ранили свои лапы зубами и случайно укусивший себя зверь тут же опьянялся запахом своей крови и начинал раздирать себя на куски. Он ревел от боли, выхватывая из своего тела куски, но чем больше было крови, тем сильнее он пьянел и яростней грыз себя. Глотая свое мясо, он рычал и скулил от боли, но не мог остановиться, пока не превращался в искусанный обрубок, который мгновенно подыхал и становился добычей других тварей. Мы никогда раньше не видели такой страшной жадности и злости у живых существ. В сумерках мы также видели тени, двигающиеся за нами по пятам. Сколько мы не старались, увидеть их обладателей мы не смогли. Над нами нависало ночное и расчистившееся от облаков небо, в котором на расстоянии вытянутой руки находились ослепительно яркие звезды. От них шел холод и мы знали, что он гораздо сильнее, чем тот, в котором находились мы. Мы его не чувствовали, потому что оказались здесь не полностью, а только мысленно. Поэтому нас не страшил ураганный ветер, прошивающий в наших телах миллионы отверстий своими кристаллическими иглами. Не боялись мы и тварей, которые не оставляли попыток приблизиться к нам. Мы знали, что все это не затронет нашей сути, пока непонятная сила не соединит ее с нашими телами. Так как пустыня была бескрайней, мы шли в произвольном направлении и сколько бы не прошли, ничего не менялось. По пути мы часто засыпали и нам казалось, что мы движемся по такой же снежной пустыне, заснув снами о ней же. Иными словами, безграничное снежное пространство было повсюду, даже во сне. Времени не было, поэтому мы не спешили. Нам не надоедал наш путь, как не надоедает яркий сон человеку, лежащему на операционном столе под наркозом. Он попросту не имеет ориентиров для выхода из навязанного ему сна. Иногда нам казалось, что земля и небо меняются местами и мы шагаем по небу, всматриваясь с застывшие под гигантским слоем льда звезды. Будто на дне промерзшего насквозь океана они были рассыпаны беспорядочным бисером и мы наступали на них, усиливая невыносимое давление стеклянной холодной толщи. Иногда мы топали по льду, желая породить трещину, которая расколет океан на две части и выпустит из глубины звезду, которая по мере приближения к нам обрушит пространство и погребет все под собой. Наш путь продолжался миллионы лет и мы понимали, что находимся всего в одном шаге от начала пути. Впереди бесконечность, которую невозможно измерить собой. Наши мысли как витки раковины улитки постоянно двигались вокруг центра, которым был тот беспробудный сон, в котором мы пребывали. От непроходящей белизны пространства мы потеряли зрение и шли, держась за руки. Мы ослепли, но не тьмой, а наоборот, абсолютно белым светом. Через неопределимо долгое время наши руки срослись и мы уже не могли их разнять. Нам этого и не хотелось. Мы просто шли и каждый наш шаг соответствовал удару сердца. Сердца, которое гнало через себя усыпленную наркозом кровь..